Свои политические приоритеты Лондон и Париж, а также Вашингтон расставляли, руководствуясь «не принципами демократии и права, а антисоветизмом»{1091}. Западные лидеры видели «в третьем рейхе прежде всего капиталистическое государство, бастион против большевизма»{1092}. «Британцы, — читаем мы в одной из самых обстоятельных работ по [322] истории антигитлеровского сопротивления в Германии, — втянулись в войну не против нацистского режима, а против его внешней политики, они хотели мира не ради замены режима»{1093}.
Наиболее проницательные из «демократов» не заблуждались, воспринимая Мюнхенское соглашение как промежуточный этап гитлеровского установления «нового порядка», считая Мюнхен шагом не к миру, а в бездну. В беседе 7 октября 1938 г. в ответ на вопрос польского дипломата Э. Рачиньского: «Не думаете ли вы, г-н Черчилль, что будет война?» — У. Черчилль заявил: «Мой дорогой посол, война уже идет!» {1094}
Оставалось только примерить, на кого именно падет глаз агрессоров и какие методы Германия, Италия, Япония используют в реализации своих замыслов. В 1937 г. нацисты прикидывали, что к решающим военным операциям по программе «обеспечения жизненного пространства» рейх приступит не позднее 1943–1945 гг.{1095} Затем по согласованию с Италией за ориентир был взят 1942 г.{1096} Япония считала самым удобным для себя временем вступления в «большую войну» 1946 г., когда истекали договоры о базах США на Филиппинах. Однако податливость западных держав, их готовность жертвовать другими, чтобы избавлять себя от испытаний и неудобств, распад как западной, так и восточной систем, скреплявших установленный Версалем территориальный статус, поощряли Берлин в авантюризме и разжигали его аппетиты и нетерпение.
Какое-то время «демократы» еще продолжали хранить видимость спокойствия на фоне разрастания нацистской воинственности, веря, что если войне суждено быть, то это обязательно будет война между Германией и СССР. Напомним, что вслед за Англией и французы подписали с немцами 6 декабря 1938 г. декларацию о ненападении, которая, как отмечал Риббентроп, «отколола Францию от СССР и устранила последние остатки опасности франко-русского сотрудничества» {1097}.
Согласно донесениям У. Буллита, англичане и французы даже желали, чтобы после Мюнхена «дело дошло до войны между германским рейхом и Россией», к концу которой западные державы могли бы «атаковать Германию и добиться ее капитуляции»{1098}. Бывший президент США Г. Гувер полагал, что западноевропейские страны могли не опасаться Германии, экспансия которой, «естественно», ориентирована на Восток, не надо было лишь мешать этой экспансии{1099}.