Едва ли случаен тот факт, что самая крупная вспышка крестьянского восстания (в Комарицкой волости и смежных районах) произошла в то время, когда вольные казаки (запорожцы и пр.) стали ведущей силой в лагере самозванца. Значение этого кратковременного эпизода, однако, не следует преувеличивать.
Донское войско сыграло, по-видимому, более важную роль в событиях «Смуты». Главным донским атаманом был Иван Степанович Смага Чертенский. В 1603 г. он написал письмо Лжедмитрию, обещая ему помощь от имени всего казачьего войска. Смага был человеком весьма осторожным. Он считался с настроениями рядовых казаков и в то же время последовательно придерживался московской ориентации. Чертенский не выполнил обещания оказать немедленную помощь претенденту на трон и оставался в Раздорах на Дону, пока Лжедмитрий вел неравную борьбу с царскими войсками. Смерть Бориса, сдача войска под Кромами и восстание в Москве принесли самозванцу победу, и лишь после этого Чертенский со своим войском явился на поклон к нему в Тулу13. Главный донской атаман не принимал никакого реального участия в военной кампании самозванца.
Видную роль в лагере Лжедмитрия играли два донских атамана — Корела и Постник Лунев. Оба прибыли в Москву вместе с Отрепьевым, оба пожертвовали значительные суммы монастырям «на помин души». Лунев пользовался широкой известностью на Дону и занимал там более высокое положение, чем Корела. В челобитной войска Донского на имя царя Михаила Романова упоминалось, как при царе Федоре выходили с Дона «отоман Посник Лунев, многие отоманы, козаки царю Федору Ивановичу под Ругодевым и под Ыванямгородом служили, а через год Посник жа Лунев да опять с ним многие отоманы, козаки з бояры» ходили к Выборгу14.
Постник Лунев, видимо, пользовался на Дону не меньшим влиянием, чем Смага Чертенский. Едва ли случаен тот факт, что по прибытии в Москву он сделал денежное пожертвование в Соловецкий монастырь от имени всего войска Донского. Соловецкий игумен Антоний, ездивший в Москву в 1605 г., сам принял вклад из его рук. Согласно записи Антония, «Посник Лунев дал отто всего Донского войска заветных денег пол-пяты рубли». Самозванец щедро наградил Лунева за службу, о чем свидетельствует личный вклад атамана. Согласно записи в приходных книгах Соловецкого монастыря, «донской атаман Посник Лунев дал вкладу 20 золотых, и те золотые продали и взяли на них 12 рублев»15.
Корела оказал самозванцу еще большие услуги, чем Лунев. Современники знали лишь прозвище этого атамана, но не знали его подлинного имени. Только в «Ином сказании» фигурирует атаман Григорий Корела16. Но насколько осведомлен был автор этой летописи, трудно сказать. Предпочтение следует отдать приказным документам, в которых среди других старых донских атаманов назван Андрей Корела. В 1593 г. он приезжал с Дона с вестями в Москву и получил за службу 8 руб. денег и камку17. Вместе с Другими казаками самозванца Андрей Корела, попав в Москву, сделал денежный вклад в Кирилло-Белозерский монастырь: «...казак Ондрей Тихонов сын Корела дал 3 золотых да 2 гривны денег»18. Монастырские приходные книги являются единственным документом, в котором имя известного казацкого предводителя названо полностью.
Какой была численность донских казаков, поддержавших Лжедмитрия? Самые ранние сведения на этот счет носят достоверный характер. Захватив атамана Корелу и других посланцев войска Донского в 1604 г., Я. Острожский на основании их показаний заключил, что «царевич» может рассчитывать на поддержку примерно 2 тыс. донцов и других злодеев. Однако донцы не смогли присоединиться к армии Мнишка ко времени вторжения в Россию. Чтобы ободрить своих приверженцев, Мнишек сознательно распространял ложные слухи о численности выступивших на его стороне казаков. В письме от 29 августа (8 сентября) 1604 г. он писал, что уже нанял 10 тыс. донцов и они скоро прибудут к нему на помощь19. Из письма Мнишка названная цифра попала на страницы исторических сочинений. Однако надо иметь в виду, что данные Я. Острожского были значительно ближе к истине, чем данные Ю. Мнишка. Помимо всего прочего общая численность войска Донского в начале XVII в. не превышала 2000—4000 человек20.
Раньше других в лагерь самозванца прибыл Корела, не принадлежавший к числу главных атаманов войска Донского. Когда это произошло, в точности неизвестно. Скорее всего Корела присоединился к армии Мнишка в Чернигове. В начале ноября 1604 г. иезуиты сообщали из Чернигова, что туда в один день с запорожцами прибыло 9 тыс. донцов. Источником их информации был Ю. Мнишек. Главный воевода самозванца лишь повторил версию, выдвинутую им еще в Польше и призванную дезинформировать общественное мнение.
Первые отряды донцов, прибывшие в Северскую Украину с Корелой, были, по-видимому, немногочисленными. Известно, что Корела оборонял Кромы, имея под командованием примерно 400— 500 донских казаков. Со временем самозванец прислал ему в помощь еще 500 казаков21. Но среди этих последних преобладали, видимо, служилые казаки из Путивля. Об этом свидетельствует следующая Разрядная запись: «Пришол в Кромы из Путивля от Ростриги Юшко Беззубцов с путимцы на помощь кромским сидельцам»22. Ю. Беззубцев был сотником у путивльских казаков, служивших «с самопалами».
После посылки Беззубцева в Кромы в Путивле почти не осталось войск. В этот критический момент на помощь к самозванцу прибыли новые подкрепления с Дона. По словам Г. Паэрле, в Путивле к «царевичу» прибыло войско в 4 тыс. донских казаков. Как видно, Г. Паэрле преувеличил численность подкреплений минимум в 4 раза. По свидетельству участника похода Я. Вислоуха, в путивльском лагере насчитывалась всего 1 тыс. казаков. Один из главных помощников Лжедмитрия, капитан Я. Запорский, сообщал, что он двинулся из Путивля к Кромам, имея под своим начальством 800 донцов23. Таким образом, на долю донских казаков приходилась подавляющая часть из той тысячи («москвы 1000 казаков»), о которой упомянул Я. Вислоух. Подкрепления с Дона привел скорее всего атаман Постник Лунев.
Итак, к весне 1605 г. в лагере Лжедмитрия собралась примерно половина войска Донского. Нет никакого сомнения в том, что с военной точки зрения донские казаки сыграли выдающуюся, а может быть, и решающую роль в кампании Лжедмитрия. Обороняя Кромы, Корела несколько месяцев сковывал главные силы царской армии. В решающие майские дни 1605 г. казаки Корелы ворвались в царский лагерь у стен Кром и своими решительными действиями помогли кучке заговорщиков одержать верх над верными Годуновым воеводами. 1 июня 1605 г. отряд донских казаков атамана Корелы вступил в Москву и возглавил народное восстание, завершившееся свержением Федора Годунова.
Приведенные факты подтверждают, что вольные казаки с Дона были главной боевой, а отчасти и организационной силой широкого повстанческого движения на первом этапе гражданской войны. Мнение, согласно которому казаки взяли на себя функцию «идеологов» открытой классовой борьбы, нуждается в более строгих доказательствах.
В 1606 г. царское правительство выступило с официальными разъяснениями за рубежом, из которых следовало, что авантюру Лжедмитрия I поддержали одни донские казаки, тогда как волжские и прочие казаки не приняли участия в его походе24. Эта информация была не вполне точной.
В середине марта 1605 г. самозванец отправил гонцов на Волгу, Терек и Яик с призывом к восстанию. Казаки получили приказ идти на соединение с «Дмитрием» под Ливны. Призывы Лжедмитрия пали на подготовленную почву. Не позднее конца мая — первых чисел июня 1605 г. астраханский воевода М. Сабуров известил терского воеводу, что не сможет выполнить его просьбу о подкреплениях, ибо «у них в Асторохани от воров от казаков стала смута великая и для того им людей послать немочно, покаместо устроютца с казаки». Описав восстание 1 июня в Москве, Исаак Масса отметил, что к тому времени лишь Астрахань не признавала власти Лжедмитрия «и ее еще держали в осаде казаки, которых послал туда зимой Димитрий... но они не могли ее взять»25.
Зимой 1605 г. самозванец не имел сил для посылки их к Астрахани. Город был осажден восставшими вольными казаками с Волги. Их поддержали восставшие казаки с Терека, свидетельством чему могут служить расспросные речи «царевича Петра»26, одного из вождей Крестьянской войны.
Илейка Муромец, принявший имя Петра, появился на Тереке в 1604 г. Летом этого года он участвовал в неудачном походе воеводы Бутурлина в Тарки, нанявшись в слуги к стрелецкому пятидесятнику. После похода, завершившегося гибелью почти всего войска, Илейка оказался в бедственном положении и по возвращении в Терский городок дал на себя кабалу дворянину, «приказался во двор Григорью Елагину». Зазимовав у Елагина, холоп сбежал под Астрахань, где, по его словам, «их взяли казаки донские и волжские». Илейка давал показания судьям царя Василия Шуйского в ожидании казни. Желая смягчить свою вину, он умалчивал об одних фактах и искажал другие. Так, он заявил, что присоединился к войску князя И. Хворостинина, посланного в Астрахань Борисом Годуновым. На самом деле это войско послал Лжедмитрий. Илейка умолчал о том, что делали под Астраханью донские и волжские казаки вместе с подошедшими терскими казаками. Как раз в это время восставшие вольные казаки осаждали Астрахань, но были отбиты от ее стен. Рассказывая свою жизнь, Илейка назвал десяток имен хозяев и нанимателей, которым он служил, указал на время и место службы, но весьма немногословно описал свои «занятия» летом 1605 г. Как видно, после отступления казаков Илейка «из-под юртов (из станиц? — Р. С.) от Козаков ушел в Асторохань, а в Асторохани побыл с 4 недели, а из Асторохани вышел к козаком же».
Из хронологии рассказа Илейки совершенно выпадает время, проведенное им в Москве якобы с 25 декабря 1604 по 29 июня 1605 г. Илейка упомянул о вступлении в войско Хворостинина, но тот прибыл в Астрахань сравнительно поздно, в конце августа 1605 г.27 Как бы то ни было, достоверно известно, что часть повстанческих казачьих отрядов с Волги успела присоединиться к Лжедмитрию до его вступления в Москву. Как записал один современник, «в лето 7113 (1605 г. — Р. С.) июня в 20 день, в четверг, пришел во град Москву на свои праотече престол прирожденный государь наш», а с ним «много множества литовского войска и казаки волгские и донские...»28. Возможно, автор приведенной записи и был очевидцем вступления армии Лжедмитрия в Москву, но он имел самые превратные представления о составе этой армии. Самозванца сопровождала кучка «литвы», а отнюдь не «много множества». Среди казаков донские, а не волжские казаки занимали первое место.