Помимо индивидуального грабежа процветал коллективный.
Родственники, друзья, знакомые, коллеги объединялись для сбора т.н. «билетов имперской кредитной кассы» и марок,
а также всякого барахла – старья, брака, дешевки. Украина в особенности превратилась в «блошиный рынок рейха»,
где весь этот хлам сбывался в обмен на качественное продовольствие и другие продукты сельского хозяйства.
По словам немецкого наблюдателя, все это напоминало «торговлю» с негритянскими племенами и «обмен» стеклянных бус на слоновую кость.
На Украине, писали домой немцы, деньги валяются на улице, в одну ночь можно стать богачом.
Чиновников оккупационной администрации прозвали в рейхе «восточными гиенами».
Тотальное разграбление оккупированных стран имело для их населения тяжелейшие последствия.
По подсчетам Али, изъятие продовольствия с оккупированных советских территорий означало «голодную катастрофу для десятков миллионов людей»
(«полное лишение питательной базы для 21,2 млн. человек»).
Как заявил Геринг 16 сентября 1941 г., «в принципе на оккупированных территориях соответствующим питанием должны быть обеспечены лишь те, кто работает на нас».
Как уже ранее показал другой немецкий историк Кристиан Герлах, трудности, возникшие с обеспечением немцам привычно высокого уровня питания,
были одной из причин, ускоривших уничтожение европейских евреев.
Этим же объясняется во многом умерщвление голодом и холодом миллионов советских военнопленных.
Материальное стимулирование повышенного настроения немцев за счет других составляло существенную цель правления на каждом этапе.
Государство в целом превратилось в колоссальную машину для грабежа, а отдельные граждане – в извлекателей выгод и пассивно подкупленных.
В распоряжении простых людей оказались вещи, о самом существовании которых они за пару лет до того не подозревали.
И это было лишь предвкушением того, какой станет жизнь после войны, какие блага она сулит.
Оборотной стороной была нечистая совесть и ощущение, что после всего происшедшего есть лишь одна альтернатива – победить или погибнуть.
На первый взгляд финансовые средства, влившиеся в военную кассу рейха в результате экспроприации европейских евреев
(15-20 млрд. рейхсмарок, или 5% военных расходов Германии), были не столь велики.
Однако, поскольку указанные расходы на 50% финансировались за счет кредитов, добавочный доход расширял рамки кредитования на равную сумму, и эффект, таким образом, удваивался.
А самое главное – эти вливания позволяли справляться с пиковыми нагрузками военного бюджета в кризисные моменты, когда требовалась мобилизация всех сил и ресурсов.
Они позволяли руководству щадить подавляющее большинство немецких налогоплательщиков, замедлять разграбление оккупированных стран
и при этом хорошо оплачивать военнослужащих, финансировать закупки оружия и военное строительство.
Все это способствовало поддержанию внутренней стабильности в Германии, а также готовности к коллаборации в оккупированных странах.
Понятно, что экспроприация граждан других государств в пользу Германии не должна была документироваться, все относящиеся к ней вопросы обсуждались, как правило, устно, в узком кругу.
Германская сторона уделяла особое вниманием тому, чтобы представить соответствующие мероприятия как внутреннее дело оккупированных (тем более – формально независимых) стран.
Чиновники оккупационных администраций тщательно заметали следы, ведущие к источнику средств, переводя их с одного счета на другой,
и вовлекали в эту практику финансовые ведомства и национальные банки зависимых и покоренных стран, превратив их, по выражению Али, в «укрывателей краденого».
Еще одним способом эксплуатации и ограбления других народов в пользу немцев был рабский труд миллионов иностранных рабочих в Германии
(часть вербовалась туда добровольно, однако большинство составляли пригнанные).
Не говоря уже о том, что труд этих людей оплачивался хуже равноценного труда немцев (рабочим из Польши и Советского Союза – самым дискриминируемым
– за равный труд предприятия платили на 15-40% меньше), их облагали более высоким подоходным налогом плюс особым налогом в размере 15% заработка.
Евреи, цыгане и «остарбайтеры» платили в итоге в три раза больше, нежели работающие рядом немцы.
Именно поэтому, а также за счет вольнонаемных польских рабочих поступления от подоходного налога в казну рейха во второй половине военного времени увеличились вдвое.
То, что оставалось иностранным рабочим после вычета налогов, социальных взносов и стоимости содержания в «трудовом лагере», принудительно отправлялось на их «сберегательные счета».
Деньги оттуда можно было снять лишь по возвращении на родину, т.е. после окончания войны, победоносного для Германии.
«Берлинское бюро Центрального хозяйственного банка Украины», куда предприятия переводили эти «сбережения», было, как отмечает Али, одним из псевдонимов кассы германского рейха.
Таким образом, использование иностранной рабочей силы позволяло почти полностью изымать ее заработки в пользу рейха.
Это стабилизировало его финансы, щадило немецкого налогоплательщика и избавляло дефицитный потребительский рынок от давления покупательной способности.
Если бы вместо этих людей задействовали, скажем, немок или увеличили продолжительность работы тыловиков-мужчин,
в денежный оборот влились бы многие миллиарды марок, для которых не было покрытия. Это дестабилизировало бы марку и породило недовольство населения.
И здесь мы возвращаемся к основному, наиболее болезненному выводу Али: «Система была создана для общей выгоды немцев.
Каждый принадлежавший к «расе господ» - а это были не только какие-то нацистские функционеры, но 95% немцев – в конечном счете имел какую-то долю в награбленном
– в виде денег в кошельке или импортированных, закупленных в оккупированных, союзных или нейтральных странах и оплаченных награбленными деньгами продуктах на тарелке.
Жертвы бомбежек носили одежду убитых евреев и приходили в себя в их кроватях, благодаря Бога за то, что выжили, а партию и государство – за оперативную помощь.
«Холокост, – заключает Али – остается непонятым, если не анализируется как самое последовательное массовое убийство с целью грабежа в современной истории».
Такой ответ на вопрос о причинах происшедшего решительно расходится с принятыми из «национально-педагогических» соображений объяснениями,
возлагающими ответственность на отдельные лица или группы – безумного, якобы харизматичного диктатора и его окружение или на банкиров, руководителей концернов, генералов и т.д.
В ГДР, ФРГ, Австрии, констатирует Али, применялись различные стратегии самозащиты, но с одной и той же целью – обеспечить большинству населения спокойную жизнь и чистую совесть.
Али понимает, конечно, сколь ответственен сделанный им вывод:
«Когда я говорю о «немцах», это понятие тоже относится к числу коллективистских обобщений…
И все же, при всем его несовершенстве, оно кажется мне несравненно более точным, чем сильно суженное «нацисты».
Ибо Гитлеру снова и снова удавалось расширить базу общественного согласия с его режимом далеко за пределы круга членов и избирателей его партии.
Конечно, были немцы и немки, которые оказывали сопротивление, страдали и гибли в борьбе; немецкие евреи тоже были немцами, понимали себя как таковых, зачастую не без гордости.
И все же выгоды из аризации извлекали именно немцы (включая австрийцев), понимая под этим словом 95% населения.
Тот, кто заявляет, что это были лишь отъявленные наци, уходит от реальной исторической проблемы».