Многие читали, многие знают сказку о гадком утёнке, оказавшемся птенцом лебедя, ставшем красавцем-лебедем.
И на жизненном пути многих из нас наверняка повстречался свой "гадкий утёнок" или "чучело", которых мы не заметили.
Мышка-Леночка училась в нашем классе.
С момента ее появления в школе прозвище Мышка столь прочно закрепилось за ней, что даже учителя не стеснялись между собой называть ее так.
Мы же, «золотая молодежь» пионерско-комсомольского разлива, нисколько не стесняясь, называли ее Мышкой в глаза.
Или «Мышей», если хотели сделать ей больнее.
Она никогда не отвечала на наши колкости, а просто старалась уйти от неприятного общения.
Если же спрятаться было негде, то просто «уходила в себя». Все считали ее «забитой» и «несовременной».
Друзей у нее особых не было, «ухажеров» тоже.
Да и кто согласится нести ее видавший виды портфель через полгорода? И зачем?
Только ради того, чтобы быть на следующий день встреченным дружным хохотом одноклассников?
«Воспылать страстью к мышам может только извращенец», — авторитетно заявил в мальчишеском кругу первый комсомолец класса.
Его мнение поддержали. Во-первых, потому, что не хотели казаться «белыми воронами».
А во-вторых, оттого, что его мамаша-училка, бывшая парторгом школы, наверняка мыслила так же.
Хотя дурнушкой Леночка отнюдь не была.
Очень симпатичная, простая девочка.
С добрым, по-детски светлым личиком.
Всегда чистенько, но - более чем скромно одета.
Все в ней было каким-то детским, не будоражащим наши мечтания.
А ведь в восьмом классе некоторых барышень уже ругали за косметику.
Кое-кто из наиболее «продвинутых» девиц уже покуривали втихомолку.
Но главное, чего не хватало Мышке — это той свежей подростковой сексуальности.
Той самой, что не дает мальчишкам уснуть и заставляет заикаться при встрече.
Леночка просто не старалась нравиться мальчишкам, не прельщала их ни видом, ни манерами.
Жила Мышка далеко, и, по слухам, бедно. Да это и самим нам было заметно.
Однако вслух об этом говорить было не принято — ведь «в СССР все равны»!
Про ее родителей мы ничего не знали. Подозревали, что они такие же «чудики», как и их дочь.
Знали лишь о том, что у нее есть две младшие сестры.
Очередной острослов высказал предположение, что сестры будут по очереди донашивать ее одежду.
Так же, как Мыша донашивает мамину.
Но «правильный комсомолец» пресек антисоветский разговор, сказав, что Собес (какая-то контора помощи) даст всем Мышам бесплатные «валенки, галоши и фуфайки».
Мы дружно заржали.
Училась Мышка очень неплохо.
Первой отличницей не была, но всегда старательно готовилась и спокойно отвечала.
Задачки по алгебре и геометрии щелкала, как орешки. Писала на удивление грамотно.
Единственной трудностью были для нее всякие «идеологические моменты» про дедушку-Ленина и рулевого-Партию.
Она просто слово в слово пересказывала зазубренный бред, слыша в ответ учительское: «Думать не хочешь»!
Но исторические даты и географические названия знала назубок.
Мы объясняли этот феномен тем, что ей кроме учебы и заняться нечем.
При этом она охотно давала списывать всем желающим и никогда не отказывала в помощи на контрольной.
И это нам понятно было — подлизаться хочет.
Чтобы не обижали.
А обижать мы умели!
Чуть позже появился фильм "Чучело" с дочкой Аллы Пугачёвой в главной роли.
Мыша не жаловалась. Она лишь тихонько плакала в уголке, когда наши издевательства превышали меру ее долготерпения.
Учителя, конечно, знали о наших выходках. Ябед хватало всегда, ибо всегда есть люди, желающие показать свою значимость, открывая низость других.
Да и «первый комсомолец» регулярно посвящал любимую мамочку в подробности жизни коллектива.
Во всяком случае, «юных пьяниц и курильщиков» его мамаша вычисляла на удивление точно.
Но заступаться за Мышку педагоги не спешили. Ведь несчастная Мышка и помимо наших издевательств была в «немилости».
Она была «несоветским человеком»!
Явными признаками скрытой контрреволюции было ее убежденное «непионерство» в детстве и «некомсомольство» в юности.
Даже к стоящим на учете в милиции подросткам тогда относились более лояльно.
Как-то мне лично пришлось отвечать за свое хамство.
Не буду рассказывать, как я «достал» Мышку прямо посреди урока. Издевательство было не первым за этот день, и у Мышки случилась истерика.
Она в слезах выбежала из класса. А я прокомментировал: «У Мыши поехала крыша!».
Все захохотали, а учительница назвала меня подонком и попросила явиться в школу моего отца.
Пришлось дома в подробностях рассказать про многолетнюю «охоту на мышей», местами умаляя, а местами преувеличивая свое участие в систематической травле человека.
Травле просто доброй и не распущенной девочки.
Родители слушали молча.
От этого молчания мне вдруг стало стыдно. Отец потом бушевал - мол, «не знал, что воспитал мерзавца и подонка».
Но самый трудный разговор у меня был с матерью.
— Неужели тебе никогда не было жалко эту «Мышку»? — тихо сказала мама.
— Было, конечно, — пытался оправдаться я, — Но ведь, знаешь, Ма, против класса не попрешь.
А она себя сама вне коллектива поставила. Живет в своем мире, одна. А коллектив — сила!
— Кретин ты! — не сдержалась мама. — Неужели ей захочется иметь дело с такими мерзавцами, как вы?
Да любому нормальному человеку должно быть тошно рядом с вами. Подонки! Коллектив твой — сила?
Да у этой девочки больше сил, чем у всех вас вместе с учителями!
— Как это? — не понял я.
— Просто! Да я и сама не знаю как, — отозвалась мама, — Но она одна против всех вас.
Вы ежедневно травите ее, а она не мстит. Ей и пожаловаться некому, а она не стонет.
Да другая бы или с ума сошла, или вас бы поубивала! Сколько же в ней силы и доброты!
«Да. Выходит так», — подумал я. Но сдаваться не собирался. Ведь если сейчас признать правоту того, что сказала родная мать, то…
— Мам. Да Мыша просто забитая, потому и терпит, — неловко ответил я.
— Да откуда ты знаешь, какая она без вас? Кто из вас пробовал с ней дружить, понять, чем она живет?
— Нууу… Дружить с ней!? Еще подумают, что влюбился!
— Нет. Любить таких ты не достоин! Честные, добрые и сильные — это не для тебя.
Для тебя — «шмары, стильные телки». С ними ведь весело и «клево». С ними «лазят», «зажимаются».
Вот только женятся не на них. Женятся, если в голове что-то есть, как раз на таких вот «мышках».
На тех, в ком хватит честности, силы и доброты быть верной женой и ласковой матерью.
Ты можешь представить кого-то из своих одноклассниц настоящей женой и матерью лет через десять-пятнадцать?
Представить никого из этих «чувих» я с ходу не смог. Разве что… Мышку???
— Нет, не могу, — поскорее ответил я.
— А ты не задумывался, что я тоже была девочкой? Ходила в школу?
— Тебя что, тоже так?! С тобой? Как мы ее, над ней… — в этот момент я был готов разорвать на куски любого. За свою маму!
А может, и за Мышку?
— Нет. У нас был дружный класс. Да и мы сами... добрее, что ли, были… - ответила мама, — если бы ко мне в школе так относились, я бы не выдержала.
Просто не выдержала…
Я обнял маму и был готов заплакать. От стыда, от бессилия и еще не знаю от чего.
В этот момент мне было все равно, чем закончится визит в школу отца.
Наутро пацаны встретили меня перед школой.
— Ну че? Твой предок придет?
— Придет.
— Все из-за Мыши!
— Да при чем тут Мыша? — вспылил я. — Сами виноваты! Целый день доставали, вот ее и прорвало…
Пацаны отреагировали «дежурным остроумием» в адрес Мышки.
А мне впервые захотелось за эти слова дать каждому в морду. Я еще не отошел от разговора с мамой.
В обед, после уроков, в школу явился мой отец. Училка вкратце изложила суть дела.
Совместная оценка моего поведения папой и училкой была единодушна: «мерзавец, сволочь и подонок».
Оставалось только сообща вынести приговор. Вот здесь меня и попросили подождать в коридоре.
Я вышел из класса, постаравшись неплотно закрыть дверь.
Жадно прислушиваясь к обрывкам диалога, я старался угадать, какая участь меня постигнет.
— …Громко извинится перед девочкой при всем классе. … как она сама решит… будет помогать ей… сходит к ней домой… — басил отец.
— …Постараться тихонько… тоже не совсем «обычная»… нет-нет, домой не желательно… вся семья такая… хоть и не афишируют… не секта, а обычная… ходят по праздникам… она тоже верующая — донеслись слова учительницы.
Мир перевернулся! Мышка — «верующая»?
Для меня проще было бы узнать, что она марсианка и живет в летающей тарелке!
Ведь нам усиленно внушали, что «вера в Бога» — не более чем «пережиток прошлого».
Церковь прочно ассоциировалась со свечками и старушками.
Представить себе верующую девочку было трудно. Тем более — за соседней партой!
Отец по дороге домой усиленно читал мне сахариновую мораль и клятвенно обещал разные немилости на обозримое будущее.
Лишь у самого дома он заговорил собственно о Мышке:
— Не смей трогать ее. Пусть живет своей жизнью, как хочет. Просто не подходи к ней и меньше общайся.